Реквием по вернувшимся. Звёздная сага - Игорь Вереснев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, утром лучше… Степан не возражал. Что он мог возразить? Оставалось надеяться, что блондинка права. И они легли спать.
– Ааа!
Степана подбросило от истошного, душераздирающего вопля. И тут же в комнате вспыхнул свет. Он растерянно уставился на девушку, забившуюся в самый дальний угол. Хотел спросить, что случилось, и не смог. «Кися» не только орала. Она таращилась округлившимися от ужаса глазами на их кровать. И это было так жутко, что у Степана волосы зашевелились на затылке. Там, за его спиной…
С минуту он сидел неподвижно, уверенный, что сейчас нечто неведомое схватит его за горло, обрушится на голову, вцепится в спину.
Девушка захлебнулась криком, закашлялась. И Степан, зажав в кулак всю свою волю, медленно обернулся. За спиной было пусто, только смятая простыня в углу кровати. Полные ужаса глаза девушки смотрели на него.
Вероника Пристинская
Земля, Львов, 28 июля
– Спокойной ночи, Мышонок.
– Спокойной ночи… Ма! А мы, правда, завтра пойдём на карусели?
Вероника вновь склонилась к кроватке дочери. Шелковистые локоны разметались по подушке, среди звёздочек и комет, и сами казались золотыми протуберанцами на тёмной синеве наволочки.
– Конечно правда.
– И бабушка с дедушкой пойдут?
– Да.
Карусель в Луна-парке – самое раннее её детское воспоминание. Смех отца – тогда ещё не ректора университета, испуганно-радостный визг мамы – тогда ещё не знаменитого на всю Еврόссию микробиолога. Четверть века назад её родители были так молоды… чуть старше неё, нынешней. И так любили друг друга, и своего Мышонка-Нику. А каким останется самое раннее воспоминание её Мышонка-Леночки?
Год назад, вернувшись из своей первой звёздной, она жутко боялась, что дочь её не узнает. И в этом году боялась… Родители не сказали ни слова, когда она решила вернуться к полученной в академии специальности. Они – профессиональные учённые, наука для них была превыше всего. Они считали, что понимают её… Ничего они не понимают! Никто не понимает.
Её «незапланированная» беременность, скоропостижное замужество многих удивили в своё время. Но объяснение нашлось быстро – женщина молодая, девчонка почти, влюбилась, голова закружилась. Влюбилась… Только вовсе не в Филиппа! Когда она поняла, что Коцюба навсегда останется только подругой, единственное, что смогла придумать – родить собственную Леночку, которую никто не помешает любить. И которая её полюбит! А муж… нужен ведь донор спермы? Умный, талантливый, красивый – дочь профессора генетики кое-что смыслила в наследственности и скрещивании.
С Леночкой-маленькой Вероника рассчитала всё верно – дочь росла именно такой, как хотелось. Но… оказывается, если любишь двоих людей одинаково сильно, любовь эта не уравновешивает сердце. Она рвёт его пополам! И теперь она металась между Леной-большой и Леночкой-маленькой и не знала, как быть.
– Ма, а потом ты опять улетишь на свою звёздочку?
Вероника вздрогнула.
– А ты не хочешь, чтобы я улетала?
Девочка энергично замотала головой, и золотистые протуберанцы вспыхнули солнечной короной. Вероника решилась.
– Тогда я останусь с тобой. Ты моя самая лучшая звёздочка.
– Я Мышонок, а не звёздочка, – тут же возразила та.
– Правильно, Мышонок. Спи.
Она ещё раз поцеловала дочь. Уменьшила яркость ночника, тихонько пошла к своему дивану, легла. Вот так – завтра отправить рапорт в управление, и готово. Уговаривать остаться её не будут. Тоже мне, косморазведчица выискалась! Да на её место вмиг сотню претендентов найдут. И пусть себе летают. А она останется дома. Устроится к маме в лабораторию… или преподавать в университете. Это она позже решит. В любом случае, она каждый день будет рядом с Мышонком, с Леночкой-маленькой… И потеряет навсегда Лену-большую.
Потеряет? Чтобы терять, нужно иметь.
– …Мама… Мамочка…
Кровавое облако наваливалось на неё всей своей многометровой громадой, душило, но она не сдавалась, карабкалась, протискивалась сквозь его вязкую толщу.
– Мамочка!..
Сил не было никаких. Вероника стиснула зубы, упрямо рванулась вперёд. Туда, где отчаянно звал её Мышонок…
Наконец получилось разлепить веки. И почти в тот же миг в комнате вспыхнул свет, заставив на секунду снова зажмуриться. Вероника с трудом перевела дыхание, села.
В распахнутой настежь двери застыли родители, а рядом с диваном стояла Мышонок, одной рукой дёргала за рукав маминой пижамы, другой тёрла зарёванные глаза.
– Что… Что случилось?!
– Леночка кричала…
Вероника схватила дочь за руки.
– Маленькая моя, что такое?
– Мама, не умирай, пожалуйста!
Похолодев от ужаса, Вероника соскользнула на пол, на колени. Прижала к себе дочь.
– Что ты такое говоришь?! Тебе приснилось что-то нехорошее?
– Не приснилось…
Леночка проснулась посреди ночи оттого, что хотелось пить. Сначала думала – похочется и перехочется. Затем – что хорошо бы пойти в столовую и выпить водички или сока. Она ведь уже не маленькая, ей целых пять лет исполнилось! Но в столовую нужно спускаться по тёмной длинной лестнице. Нет, Леночка не боялась темноты. Но бабушка не разрешает ночью ходить по лестнице, потому что можно упасть. Если бы с мамой…
Будить маму Леночка не хотела. Вдруг мама обидится, передумает и улетит на свою звёздочку? Так и лежала, мучилась жаждой и боязнью обидеть маму.
А потом Леночке показалось, что в комнате не один её ночник горит. Ещё что-то светится – там, возле маминого дивана. Что, если мама не спит, светит зачем-то фонариком? Позвать? Но позвать, это значило разбудить.
Леночка осторожно слезла с кровати. Тихонько, на цыпочках, пошла к дивану. Она не станет будить, только посмотрит, спит мама или нет…
Это не фонарик горел. Мама, странно неподвижная, непохожая на себя, чужая, – светилась! Леночке стало страшно. Позвала, сначала тихо, затем во весь голос:
– Мама… Мама!
Мама не шевельнулась. Леночка осторожно коснулась её руки. Холодной и твёрдой, будто сделанной из камня. Леночка никогда не была трусихой. Но сейчас она испугалась, сильно, по-настоящему. Не за себя испугалась – за маму. И закричала:
– Мамочка!
Через полчаса Лену успокоили общими усилиями, уложили спать. А взрослые собрались внизу, в столовой. Бабушка капала валерьянку для перенервничавшего дедушки и размышляла вслух:
– Не нравится мне этот сон. Ох, неспроста он. Может, стоит психоаналитику ребёнка показать?
Она волновалась за внучку. И дедушка волновался. А Вероника…
– Мама, не сгущай краски. Ничего страшного не случилось ведь? Перерастёт.
– Не знаю, не знаю. Ты, конечно, мать, решать тебе, но я бы задумалась.
Вероника и задумалась. Только что пережитый кошмар, странная слабость. И сны – тот, трёхнедельной давности, в лунном челноке, и сегодняшний. Всё выстраивалось в один ряд. Не с Мышонком происходило что-то нехорошее – с ней!
Горгона добралась-таки до неё. Или никогда не отпускала?
Иван Круминь
Горгона, объект «Кольцо», 217 день экспедиции
Экспедиция заканчивалась. Теперь окончательно и наверняка. Последняя серия полевых изысканий почти ничего не добавила к отчёту. Кратер оказался обычной грядой гранитных скал, каменные россыпи внутри тёмного круга были такими же кварцем и полевым шпатом, что и за его пределами, спуск на дно ущелья не дал новых результатов. И сейсмограммы показывали, что «кольца» и нет никакого – заурядный участок полярного щита. Никаких тайн, никаких загадок.
Разве что «облако» стояло особняком в этом ряду. Объяснить его природу не получилось, странное вышло с забором проб. Киберзонд уверенно погрузился в клубящуюся массу, не оставив следа на её поверхности, и связь с ним тут же прервалась. Круминь мысленно простился с автоматом, но минут через пятнадцать тот выкатил обратно, вполне исправный и управляемый. Исправный-то исправный, однако во время «прогулки» кибера внутри облака ни с одного датчика сигналы не записывались, а пробосборники оказались до верху заполнены дистиллированной водой необычного изотопного состава, но без малейших следов красителя. Облако будто издевалось: хотите – верьте, что я из водяного пара состою, хотите – нет. Коцюба верила и рвалась заглянуть за алую завесу. Круминь не верил и не пустил. Скрывалось за всеми этими находками что-то неправильное, необъяснимое. И не только объект «Кольцо» был неправильным – вся планета.
Приказ о завершении экспедиции экипаж выслушал с облегчением. Устали люди, вымотались за двадцать три недели полевых изысканий. Последняя, сверхплановая серия особенно тяжко далась. Вроде бы и не происходило ничего необычного, но алая стена, маячащая на горизонте, давила на психику. Даже Коцюба не возражала, что изыскания пора сворачивать. Смирилась с тем, что разгадать загадку этой планеты с наскока не получится. В конце концов, пусть учёные на Земле головы сушат. Они у них большие, много ума вмещают. Для разведэкспедиции задерживаться на Горгоне смысла не было.
